Тео покраснела и покачала головой: "Нет, месье Корнель, не все время. Только на сцене".
— Вот сейчас, — Федор перетасовал колоду, — и начнем учиться — как это делать в жизни.
Тео взглянула на свои карты. Федор, увидев довольную улыбку на гранатовых губах, строго велел: "Нет, нет, еще раз".
Дым кальяна уходил в маленькое окошко под потолком, на улице лаяли собаки, блестели низкие, крупные звезды:
— Женюсь, наверное. Лет через пять, на какой-нибудь хорошей девушке. Пусть дома сидит и детей воспитывает. Не по любви, конечно, но так, как Тео — я уже никого не полюблю, никогда. И в Россию не вернусь. Жаль, — он закрыл глаза и увидел перед собой темно-синий простор Невы, блеск кораблика на шпиле Адмиралтейства:
— Оставь, Федор Петрович, на чужбине умрешь. А Тео…, будешь ей на сцене любоваться. Ты ведь и этим счастлив. Возьму с собой Пьетро, — наконец, решил он, разжигая свежие угли в кальяне. "Сиди Мохаммед не тронет ребенка, он человек чести. Мальчик должен свою тетю увидеть, и она его тоже".
— Сиди Мохаммед, — наконец, ответил Федор, стуча медным молотком в огромную дверь, — выразил желание с тобой встретиться. Твоя тетя все-таки десять лет провела, в Марокко.
В двери открылась какая-то забранная решеткой щель. Федор, глядя в темные, бесстрастные глаза напротив, вежливо, медленно сказал по-арабски: "Передайте его величеству султану, что здесь — племянник ее высочества принцессы. Спасибо".
Щель захлопнулась, и они стали ждать.
Сиди Мохаммед выслушал наклонившегося к его уху Малика. Поднявшись, походив по огромному, затянутому шелками залу, султан коротко велел: "Подожди!"
Над зеленой, влажной, только что политой травой сада порхала красивая, серая голубка.
— Я ее в горах видел, — вдруг подумал султан, — тогда, пять лет назад, когда узнал, что этот Даниял — родственник моей девочке. Племянник…, - он поднес к губам серебряную чашку с кофе и поморщился. "Не хочу ее ни с кем делить, — холодно сказал себе султан. "Не хочу, не могу. Но ты ведь сам говорил — у девочки должна быть семья, как ты смеешь? Аллах, устами пророка Мухаммеда, учит нас: "Не прерывайте родственных отношений". Кто ты такой, чтобы спорить с Аллахом?"
— А я зайду! — раздался с порога звонкий, страстный голос. Сиди Мохаммед обернулся — она стояла на пороге, маленькая, с ног до головы закутанная в серебристый шелк, с закрытым лицом. Он щелкнул пальцами. Малик мгновенно исчез, затворив за собой двери.
Дочь откинула вуаль и взглянула на него большими, покрасневшими, припухшими глазами. "Я виновата, папа, — сказала она твердо. "Мы виноваты. Нам надо было прийти к тебе и попросить твоего благословения, как сказано в Коране: "Преклоняй пред родителями крыло смирения по милосердию своему".
— А еще пророк Мухаммад, — сам того не ожидая, отозвался султан, — говорил Хансе бинт Хизам: "Я хочу, чтобы женщины знали — они не подневольны отцам своим, и могут выбирать себе мужа сами". Он тяжело вздохнул. Подойдя к дочери, султан поцеловал ее в лоб. "Расскажу тебе кое-что, — Сиди Мохаммед, усадил ее на подушки, и налил кофе.
Изабелла слушала, а потом сказала: "Прости меня, папа. Прости, пожалуйста. Если бы я знала…, Но, может быть, — робко добавила она, — принцесса Зейнаб, да упокоится она с Аллахом и тот человек — любили друг друга?"
— Как мы с Джованни, — чуть не добавила она.
Отец долго стоял, повернувшись к ней сильной, не старческой спиной, глядя на море. "Может быть, — его голос надломился. "Только я уже никогда об этом не узнаю, девочка моя. Та Зейнаб…ей было пятнадцать, она побоялась прийти ко мне и обо всем рассказать. Ты тоже, — вздохнул отец.
— Мы бы пришли, — твердо сказала Изабелла, подойдя к нему, взяв его за руку. "Вообще-то, — вдруг, смешливо подумал Сиди Мохаммед, — любой богослов мне скажет — ей надо носить при тебе хиджаб, нельзя ее трогать, нельзя целовать. Не родная же дочь. Но никто, кроме Аллаха, не видит, а Он меня простит — для меня Зейнаб все равно, что мое кровное дитя".
Он вздохнул, и привлек ее к себе: "Я велю выпустить твоего жениха, — сказал султан, — ты только расскажи мне — это как же он из монаха так быстро в мужчину превратился? Впрочем, не надо, — он заметил, как покраснела девушка, — я с ним сам поговорю. А тебя твой племянник ждет, месье Корнель его привез".
— Он мне кузен, месье Корнель — девушка все не выпускала пальцы отца. "Папа, — она замялась, — ты мне говорил, что капитана Стефано убили…"
— Дурак был, — сочно отозвался Сиди Мохаммед. "Боялся — вдруг ты искать его начнешь, вдруг ты его любила. Прости меня, пожалуйста. Жив он? — поинтересовался султан.
— Он женат, двое детей у него, в Эль-Кудсе живет, — Изабелла улыбнулась. "Пьетро, мой племянник, сын брата моего старшего, тоже там родился. Он круглый сирота".
— Как говорил Пророк, — задумчиво проговорил султан, — лучшим из домов мусульман является тот, в котором заботятся о сироте. Вы, впрочем, не правоверные, но мне кажется — у вас будет так же. Беги к себе, я тебе и мальчика пришлю и жениха твоего, — он улыбнулся, и девушка увидела его глаза.
— Папа…, - тихо сказала она. "Папа, милый…"
— Ты же уедешь, — он помолчал и, справившись с собой, продолжил, — ладно, Зейнаб, ладно, милая. Беги, — повторил он.
Он только и успел, что услышать легкий звук ее шагов. Потом, сцепив пальцы, Сиди Мохаммед попросил: "Аллах милосердный, дай ты мне пережить это".
Султан провел рукой по лицу и крикнул: "Малик!"
— Хороший мальчик, — смешливо заметил султан, передавая Федору, серебряный стакан с чаем. "Только вопросов очень, много задает".
— Ему шесть лет, — развел руками мужчина, — ему положено, ваше величество. А я думал, — улыбнулся Федор, — в заложники себя предлагать, на место месье ди Амальфи.
Султан все рассматривал быстро начерченное Федором родословное древо, а потом хмыкнул:
— Это хорошо, что месье ди Амальфи память обрел. Только как вот вы собираетесь их с ребенком украсть отсюда, из-под носа этого вашего Ордена? Ее высочество, — султан кивнул головой на сад, откуда доносился блаженный, детский смех, — я в любой момент могу на военный корабль посадить, она вернется в Венецию без труда… — султан поморщился, как от боли.
— Если бы он мог, он заплакал, — понял Федор. "Я тоже такой. Я и не плакал с тех пор, как узнал, что Марья умерла — в первый раз. Когда Питер мне все рассказал, я ее и похоронил уже давно, в душе своей. И больше не плакал".
— Я что-нибудь придумаю, — уверенно ответил Федор. "У вас есть карта Эс-Сувейры, и окрестностей, подробная?"
— У вашей кузины есть, — усмехнулся Сиди Мохаммед, поднимаясь. "Когда ее высочество еще только планировала город — она тут все вокруг объездил". Пьетро всунул голову в зал: "У вас тут так красиво, ваше величество! И это все — моя тетя построила?"
